Среди фотографов, оказавших влияние на формирование культурной, эстетической и медиасреды ХХ века есть множество прекрасных мастеров, самобытных, порой даже гениальных, но немногие из них приблизились к тому порогу визуальной точности, которая делает фотографию не просто художественным изображением, но и по истине отпечатком эпохи, значимого и определяющего момента в истории. Таким умением обладал Сёмей Томацу ‒ японский фотограф, один из самых значимых представителей искусства фотографии, работавший во второй половине ХХ века. Он оказал влияние не только на всех без исключения соотечественников, которые посвятили себя той же профессии, но и на многих западных мастеров в том числе.
«Мне нравится исследовать то, что камера знает, а я ‒ нет»
С. Томацу
Отличительная черта творчества Томацу ‒ смелая, острая, пронзительная эмоциональность. Двойное дно присуще практически всем его работам. На переднем плане изображения обычно разворачиваются события, художник ловит момент, отражающий его замысел, но за этим фасадом кроются дополнительные слои, обстоятельства. Зритель может почувствовать напряжение, которое исходит от снимка, который словно дает понять, что фотограф хочет сказать нечто большее. Такой экспрессией наполнены и ранние работы автора, посвященные жизни японских городов вскоре после ядерных бомбежек, и его поздние альманахи, в которых собраны картины из жизни разных регионов страны.
Безусловно, славой, многочисленными почитателями и последователями (от Дайдо Мориямы до Нобуеси Араки) фотограф обязан своим знаковым, полуабстрактным, провокативным снимкам. Это серии, посвященные антивоенным выступлениям, психоделическая фотография, экспериментальная, в которой пойманы моменты бурной ночной жизни мегаполисов. Однако, современные исследователи отмечают, что ключевым нужно считать поздний период мастера ‒ исключительно глубокие, ни с чем не сравнимые по силе воздействия проекты об истории и культуре Японии.
По словам видного фотокритика Кэндзи Такадзавы, после смерти Томацу стало чувствоваться, что поколения сменились ‒ и это был переломный момент. Он умер не так давно, в середине декабря 2012, не справившись с последствиями пневмонии, а прожитые им 82 года обогатили всю мировую культуру.
Ранний период и становление авторского почерка
Томацу – одна из ключевых фигур японской послевоенной фотографии, появился на свет в январе 1930 года (16 числа), в Нагое. Воспитывался мальчик одной матерью, которая, после развода осталась с двухлетним сыном на руках. Все же мальчик сумел благополучно вырасти, пережить войну и оккупацию страны, память о которых всегда оставалась сильна в нем.
Сёмей Томацу окончил университет Айти по экономически-правовой специальности и даже поступил на службу в издательство «Иванами». Одновременно с учебой Сёмей начал полноценно фотографировать ‒ тогда в поле его интересов попадали разные темы: от резвящихся на улице детей до массовых манифестаций. Скоро работа в издательстве стала ему «тесна» и Томацу превратился в независимого автора, достаточно быстро завоевав популярность. С 1956 года его изображения публиковались в фотожурналах, а сам он сконцентрировался на тематических сериях. Любовь к масштабной, подробной работе ‒ еще одна черта автора, он очень часто обращался не к «единоразовым» кадрам, а к альманахам, объединенным рассказанной им историей.
Громкую славу, премию общества критиков (как лучшему дебютанту) и возможность для дальнейших экспериментов Томацу подарила серия портретов членов либерально-демократической партии в области Фукуя. Ранний период творчества был связан с общественными проблемами Японии 50-х годов ‒ в первую очередь, последствиями американской экспансии и изменениям, которые она вызвала в социуме. Фотохудожник в своих работах как бы задавал аудитории вопрос: «чего больше в этих событиях ‒ хорошего или плохого?»
Еще в 1958 году Сёмей Томацу начал работать над проектом Chewing Gum and Chocolate, посвященным этой теме. Так же, как и другая подобная серия ‒ Americanization – она была закончена только в начале 80-х. Этот ценнейший документальный материал уже был отмечен свойственными мастеру поэтичностью, иносказательностью, особой визуальной остротой.
Расцвет карьеры
В конце 50-х и начале 60-х годов Томацу много работал индивидуально и с другими фотографами: в Афганистане (1963), на студенческих демонстрациях, в Токио (где он сделал несколько знаковых для своего времени снимков). Одновременно с этим автор экспериментировал с абстракцией и графикой, с помощью контрастной игры света и прочих приемов приближал снимки практически к гравюрам или кадрам из психоделических фильмов. В то же время он занимается еще одним важным делом, значимым не только для него. Фотограф создал творческий кластер VIVO (вместе с Акирой Сато, Эйко Хосоэ и другими молодыми авторами), который, хоть и существовал всего лишь до 1961-го года, изменил существующую в японском репортаже традицию.
Это агентство взяло на себя роль художественных галерей, которых на тот момент в стране просто не существовало, и проводило выставки многих художников. В начале 60-х Томацу вообще был поразительно продуктивен: он не только сохранял редчайший фотоматериал (включая съемку разведывательных операций), но и сам много работал.
По заданию Совета по борьбе с ядерным вооружением Сёмей вместе с Кэном Домоном выпустил книгу снимков, посвященных жизни Хиросимы и Нагасаки после катастрофы. Он фотографировал хибакуся ‒ людей, пострадавших от взрывов и радиации, «рассказывал» с помощью мельчайших деталей историю этой трагедии. Широко известный снимок сплющенной бутылки ‒ практически памятник событиям ‒ а также другие работы принесли ему звание автора года.
Фотографа не оставили равнодушным последствия страшного урагана в Нагое (его родном городе), он снимал там репортаж, в том числе и развалин своего дома, от которого ничего не осталось.
Но были у Томацу и «радостные серии». Например, посвященная Олимпиаде 1964 года Ruinous Garden, где мастер впервые стал работать с цветом.
Зрелость и признание
Много экспериментировав с формой, Томацу в 60-70-х годах создавал сюрреалистические полотна с помощью обработки негативов, проводил опыты с двойной экспозицией и контрастностью на крупных планах.
Символизм его работ можно интерпретировать по-разному, рассматривать с необычных точек и открывать для себя все новые стороны. Фотограф создавал осязаемые изображения, своей гиперчувствительностью помогая зрителю понять скрытые послания. В середине 70-х он стал известен за пределами Японии ‒ его выставка была организована в Нью-Йорке, а в начале 80-х начал экспонироваться в Европе.
Фотоальбомы Томацу издавались повсеместно и постоянно получали национальные и зарубежные награды, а сам он в 1995 году был удостоен ордена «Голубой ленты». Выставки, посвященные 50-летию творческого пути прошли по всему миру, от Сан-Франциско до Киото.
К концу 90-х он уже был признанным мэтром жанра, но по-прежнему много работал ‒ выпускал книги (всего их у автора более двух десятков); ездил по стране, посвящая целые серии отдельным провинциям (Окинава, Айти, Токио и так далее).
Переехав жить в Нагасаки, Томацу занялся ретроспективой старых, сохраненных им фотоархивов середины ХХ века, а также трудился над пейзажной серией «Мандала».
До последних дней он оставался наиболее уважаемым из живых японских фотографов, лично курировал свои многочисленные выставки. Смерть Сёмей Томацу вызвала целую волну откликов. В прессе его называли легендой ‒ и ею он действительно был.